Гарри Гаррисон - Стальная крыса отправляется в ад [= Стальная крыса в гостях у дьявола]
— Вы спите. Спите очень крепко. Но вы меня слышите. Слышите мои слова. Вы не можете проснуться. Но вы меня слышите. Вы меня слышите?
Динамик пошуршал несколько секунд, затем испустил нечто наподобие вздоха. И мы с трудом разобрали ответ:
— Я вас слышу.
— Очень хорошо. — Койпу чуть повернул регулятор усилителя. — А теперь скажите, кто вы, как вас зовут.
Пауза затягивалась. Мы все сидели как на иголках. Наконец динамик снова прошелестел:
— Я профессор… Джастин Слэйки… Кто нас упрекнет за дружное «ура!»? Мы победили! Не совсем. Беркк, точнее его тело, корчилось и рвалось из оков. Он до крови прокусил губы, а затем открыл глаза.
— Что вы со мной делаете? Убить пытаетесь? Я вас первым убью!
Койпу снова пустил в ход психобластер, и Беркк обмяк.
По-видимому, профессор Джастин Слэйки не собирался легко сдаваться. Даже Джеймсу, гипнотизеру гораздо более опытному, чем Койпу, не удалось подчинить разум Слэйки. Стоило загипнотизировать одного, как тут же появлялся другой. Неистовые рывки и жуткие корчи не слишком благотворно сказывались на физическом здоровье Беркка, и я уже всерьез опасался, что он останется без губ.
— Похоже, не обойтись без помощи профессионала, — сказал Койпу. — Сюда направляется доктор Мастигофора, главный психосемантик в клинике Корпуса.
— Семи пядей во лбу?
— Угадал.
В лабораторию вошел высоколобый скелет, обвитый сухожилиями, обтянутый кожей и увенчанный пышной седой гривой.
— Я полагаю, это и есть пациент? — Он направил на Беркка длинный костлявый палец.
— Он самый, — ответил Койпу. Мастигофора окинул нас яростным взором.
— Всем выйти. — Он раскрыл чемоданчик. — Единственное исключение — профессор Койпу.
— У пациента проблема чисто физического свойства, — объяснил я. — Он нам одолжил свое тело, но мы не хотим его повредить.
— Что, Койпу, опять фокусы с обменом разумов? В один прекрасный день ты зайдешь слишком далеко. — Он посмотрел на меня и ощерился. — Когда я говорю «выйти», это означает «выйти». — С этими словами он прыгнул ко мне, схватил за руку и довольно ловко ее выкрутил. Разумеется, я ему это позволил, не драться же с представителем такой гуманной профессии, как медицина. При всей своей худобе профессор Мастигофора был весьма ловок и силен, и я надеялся, что он в случае чего справится с телом Беркка. Как только он меня отпустил, я вышел следом за остальными.
* * *Прошло много часов. Нами овладела зевота и мысли о сладком сне, и тут загудел коммуникатор. Мы с Анжелиной отправились в лабораторию.
— Невероятно, — стенал Мастигофора. — Невозможно удержать разум под контролем, невозможно снять блокировку, невозможно проникнуть в глубь психики! Да вы и сами видите, это же многоличностная сущность! Коллега мне объяснил, что профессору Слэйки каким-то неизвестным образом удалось наделать себе двойников. Их мозг… или правильнее будет сказать — мозги? Их разумы постоянно находятся в контакте друг с другом. Это похоже на сущий свинобразий бред! Но я это вижу воочию! И ничего не могу сделать! Ровным счетом ничего!
— Ровным счетом ничего, — эхом вторил ему Койпу.
— Ничего? — заорал я. — Вранье! Безвыходных положений не бывает!
— Бывает, — хором возразили они.
— Кое-что я могу предложить. — Во всех жизненных передрягах моя Анжелина оставалась практичной и здравомыслящей. — Давайте пока забудем о Слэйки и займемся машиной пространства-времени. Что, если удастся опять привести ее в действие?
Койпу отрицательно покачал головой. Он был мрачнее тучи.
— Пока доктор Мастигофора сушил себе мозги, я снова занялся этой проблемой. Даже освободил центральный компьютер главной базы Специального Корпуса от всех остальных задач. На всякий случай напоминаю: это самый большой, быстродействующий и мощный компьютер в истории человечества. — Койпу повернулся к видеоэкрану и поднял руку. — Видите, вон там спутник? Он почти втрое больше этой базы. Так вот, это не просто спутник, а компьютер, и сейчас он корпит над одной-единственной задачей. Я ему предоставил эквивалент одного миллиона лет компьютерного времени.
— И?
— Он рассмотрел вопрос со всех без исключения сторон, но всякий раз приходил к одному и тому же выводу. Частоты излучения вселенных, на которые настроена машина, измениться не могли.
— Но это случилось? — спросил я.
— Очевидно.
— А мне ничего не очевидно! — Я очень устал, терпение иссякло, и все это нытье, все эти мрачные взгляды и вздохи здорово действовали на нервы. Я вскочил, подошел к блестящему стальному пульту, посмотрел на мигающие лампочки и змеящиеся диаграммы. И дал машине пространства-времени крепкого пинка. Даже ногу ушиб, но зато с радостью увидел, как на одном из приборов чуть дрогнула стрелка. Затем изготовился для второго пинка. И замер. Несколько долгих секунд я простоял на одной ноге, а тем временем мысли бегали наперегонки.
— Похоже, у него идея. — Казалось, голос Анжелины доносится издали.
— Когда он вот так замирает, это верный признак вдохновения. Скоро выдаст.
— Сейчас выдам! — закричал я, разворачиваясь в прыжке и щелкая в воздухе каблуками. — Профессор, компьютер абсолютно прав, его выводы подтверждают вашу репутацию гения. Все эти вселенные остались на прежних местах. Как только я это понял, ответ стал очевиден. Надо искать причину, по которой мы не можем попасть в эти вселенные. И знаете, что это за причина?
Я их ошеломил. У Койпу и Мастигофоры отпали челюсти и задергались головы. Анжелина гордо кивнула, она знала, что объяснения долго ждать не придется.
— Саботаж. — Я указал на пульт. — Кто-то изменил настройки.
— Но я же сам ее настраивал, — сказал Койпу. — А после много раз проверял и перепроверял, вплоть до исходных данных.
— Значит, их тоже изменили.
— Это невозможно.
— Очень подходящее слово. Когда использованы все возможности, пора браться за невозможное.
— Мои первые записи, — пробормотал Койпу. — Они должны были сохраниться. — Спотыкаясь от усталости, он подошел к письменному столу и вытащил ящик. Тот грохнулся о пол, рассыпались авторучки, скрепки, клочки бумаги, сигарные окурки и пустые мыльницы — все, что обычно скапливается в ящиках письменных столов. Он порылся среди мусора, поднял скомканный листок, расправил и поднес к глазам.
— Да. Мой почерк, первые расчеты. Их никто не мог изменить. Никто не знал об этом листке.
Он подошел к пульту, постучал по клавишам и торжествующе показал на уравнение, которое появилось на экране.
— Видите? То же, что и здесь. — Он посмотрел на бумажку, затем на экран, затем снова на бумажку; взгляд скакал туда-сюда, точно шарик для пинг-понга. — Не то, — хрипло произнес он.
